«Наши деревенские прадедушки мало отличались от адептов культа вуду». Интервью с исследователем фольклора Антоном Нелиховым

— Привет-привет, присаживайся. Если бы я тебе сказала, что сейчас закусываю вшами, ты бы что подумал?

— Что надо меньше читать быличек про чертей, которые под видом покойников шастают к вдовам. Таких чертей у нас в России называли летунами. С рациональной точки зрения это шаровые молнии, метеоры, искры из трубы. Всё хочу сделать лекцию про летунов с такой заглавной картинкой: огромная комета летит по небу на фоне динозавров. Этакий суперлетун времен мезозоя, летящий к вдове диплодока.

Крестьяне боролись с летунами по-всякому, в том числе сводя ситуацию к абсурду: женщина садилась есть конопляные семечки, летун приходил, интересовался, что она делает. «Вшей ем!» — отвечала баба. «Да разве ж их едят?» — удивлялся летун. «А разве мертвые к живым ходят?» — парировала баба. Летун злился и уходил. По мне, вполне себе пьеска на уровне Ионеско.

Были и другие варианты, в том числе вполне работающие, вероятно. Ведь летун — это персонифицированная тоска по умершему. Бабе советовали сходить по большому в лесочке, посмотреть на плоды своих… хм… действий и сказать: «Как это г…но мне не нужно, так и покойник не нужен». Этакий суровый метод проживания горя по-деревенски.

— Какая прелесть. Ну ты понимаешь, я не могла пропустить этот тест: знаток фольклорной нечисти с этнографической фамилией Нелихов — это слишком хорошо, чтобы не задуматься о глюках матрицы. Расскажи, как ты очаровался темой и решил стать исследователем народных верований?

— У меня заготовлено примерно десять ответов. Кстати, это очень по-фольклорному. В фольклоре нет ничего четкого, категорического, всё меняется, расплывается. Наверное, самый подходящий ответ: фольклор в моей жизни появился благодаря дореволюционным газетам. Я их страшно люблю, но просто так читать их — совесть начинает заедать. Нужна суперидея.

Одно время я усердно искал в старых газетах материалы для биографии палеонтолога Амалицкого, потом делал паблик «Газетная пыль», собирал фельетоны Надежды Александровны Тэффи. Когда понадобилась очередная сверхидея, подумал, что можно искать в газетах материалы по фольклору. И всё, я пропал. За три года собрал порядка десяти тысяч заметок: колдуны, самые разные обряды, знахарство, подготовка деревень к концу света.

Заметки рисовали очень необычный портрет русского крестьянского быта. Чтобы проверить, насколько он правдив, я отправился в архивы РГО и Этнографического музея. Проверил. Правдив.

По сути, наши деревенские прадедушки мало отличались от адептов культа вуду. Просто самая жесть и дичь, как правило, оставалась в архивах или на страницах газет.

Зря. Чего стоят, например, отрезанные половые органы собаки (с живой срезали) — из них делали любовное зелье в Сибири. Или разорванные заживо мыши, которыми в деревнях нарывы лечили. Да и мертвечину в чае тоже заваривали. Вуду пипл как они есть.

— М-м-м, мертвечай! Кстати, какие-то коктейли в этом баре скучные. Давай намутим чего-нибудь эдакого по рецептам древних, чтобы заколдобило!

— Мадемуазель — знаток. На рубеже XIX и XX веков пьянство было подлинным бичом деревни. По некоторым губерниям каждая третья (!) смерть, особенно на праздниках, была от алкоголя. Опойцы, то есть умершие от алкоголя, даже стали отдельным персонажем демонологии — они выпивали дождевые тучи, начиналась засуха, и погибал урожай. С опойцами боролись, но не осиновыми кольями. Их могилы поливали. Сорок ведер в день, пока не пойдет дождь. Другие методы тоже практиковали, но регулярный полив был самым распространенным.

А вот наиболее убойный алкогольный коктейль придумали в Кунгуре: смешать керосин со смолой, сварить, убрать густую пенку, влить древесный спирт. Летальность — 50 процентов, это вам не шутки.

— Да уж, пожалуй, воздержусь. О, картошечку фри несут! Уверена, про картошку есть кулстори, ее же русские крестьяне боялись и не принимали поначалу.

— Картошечка очень долго оставалась для деревни чуждым продуктом. Говорили, что картошка и брат ее табак выросли на могиле блудницы — да не простой, а которая согрешила с собакой. Образ этой злосчастной собаки привел к тому, что картошку называли собачьими яйцами, причем не теми, что болтаются сзади. Нет, они как птичьи, потому что если картошку поставить в печку и долго держать, то из нее будто бы вылупятся щенки.

— Так вот откуда они берутся…

— Впрочем, к концу XIX века это были скорее страшилки староверов. В обычных деревнях картошку уже ели, тем более что питались не особенно разнообразно: хлеб, картошка да капуста.

— Мы уже в том состоянии, чтобы видеть чертей? Вообще при каких условиях проще всего пересечься с нечистью?

— Скорее слышать, чем видеть. Русская демонология — это в первую очередь аудиоэффекты. Я вообще думаю, что надо издавать не книги «Русская демонология», а аудиоопределители.

Леший — это филин ухает. Причем есть реальные истории, как рядом с деревней завелись филины и деревня стала паниковать. На резонное замечание: «Это же филины!» — крестьяне отвечали: «Нет, это лешие в образе филинов». И ведь не поспоришь. Так что почти все персонажи русской демонологии — это не визуальные образы, а звуки. Плеснула рыба — водяной. Скрипит половица — домовой. Одна бабушка, кстати, решила, что на ее избу порчу навели, после того как дверь стала скрипеть словом «б***ь». Тоже реальный факт. А треск льда на реке — это под водой русалка бьется в отчаянии головой об лед, тоскуя о возлюбленном и не в силах выбраться наружу.

Видели духов и чертей, как правило, в сильно измененном состоянии сознания. Уже упомянутые депрессивные галлюцинации с летунами, например. Случалось, крестьянку заставали врасплох с летуном: она целовалась, например, со столбом.

Или белая горячка — здесь была даже типовая быличка: черт под видом знакомого заводит пьяного в прорубь, или овраг, или в сугробы — на погибель. Есть описание таких галлюцинаций, сделанные психиатрами. Они очень душевные и освежают взгляд на фольклор.

— Есть предложение сменить бар на бор и затусить с лешим. Но экодосуг нынче в моде, и там околачивается много стремных мужичков в плащах и пенсионеров с ножами (для грибов, ага). Как нам опознать голубчика лешака и чем веселым с ним можно заняться, если мы ему глянемся?

— С нечистью нельзя иметь дел, даже с домовым лучше не надо общаться. Это одна из главных мыслей русского фольклора. Которую ежегодно же нарушали миллионы девиц во время святочных гаданий. Ведь гадали, обращаясь к черту за помощью: снимали крест, призывали бесов, называли себя чертовой невестой. Какой-то странный бытовой сатанизм, который между тем нормально воспринимался деревней…

Что же касается лешего, то он дух бесплотный. Это он в сказках и охотничьих байках выглядит рослым мужиком. Но крестьяне его обычно только слышали, а не видели.

— Как призывно блестит озерная гладь… Отечественные русалки — они добрые красотки, как у Диснея, или скорее похожи на разумных палтусов и защекочут насмерть?

— Русалка — большая боль фольклора. Публика думает, что наша русалка такая же, как у Андерсена, и удивляется, как и зачем тетенька с рыбьим хвостом на дерево залезла: Пушкина же все читали в детстве. Но андерсеновская и наша русалки — разные персонажи.

Наша русалка, как правило, мертвая девица с зелеными волосами (тина и водоросли) и большими «титинами». У нее нормальные ноги, нет рыбьего хвоста. Кстати, это единственная, пожалуй, нечисть, которая стареет. Старая русалка становится безобразной и страшной. И щекочут они, кстати, волосами. Ими же обвивают несчастных мужиков (на баб не охотятся) и утаскивают на дно.

Если бы сделали этнографический «Мортал Комбат», русалка была бы в топе сильнейших игроков.

— Ладно, в воду лезть и правда не лучшая идея. Ой, что это такое блестит в дупле старой ивы? А, просто машина времени. Погнали в XIX век, когда была записана львиная доля фольклора! Бр-р, как тут холодно, я уже простыла. Чем здесь можно полечиться?

— Чем угодно. Не родила еще земля русская вещи, которой деревня не пробовала бы полечиться. Впрочем, в основном лечились заговоренной водой — это такая деревенская гомеопатия. Когда же решались взяться за больного всерьез, удержу не знали. Бутерброд с мышьяком? Легко. Подышать парами ртути? А как же!

Мое любимое комбо: измазанный навозом мужик сидит в сырой бане с ружьем. Это он лечится. Это он ждет, когда дух лихорадки появится, чтобы его застрелить.

— Лечиться так просто, давай останемся и станем докторами!

— Очень большая конкуренция. Зато знаний никаких не надо. Даже заговоры учить не обязательно. Их иногда заменяли шептанием бессмыслицы, что-нибудь вроде «шаха-маха-кракса-вакса».

Смех смехом, а всё это работало, хотя и не так, как привыкли мы. Научная медицина стремится спасти пациента, она нацелена на помощь индивидууму. Знахарство работало на пользу общества и убивало слабых членов. Знахари были как волки: санитары, но не леса, а деревенского общества. Хотя сами они от такой роли открестились бы.

— Какая интересная логика. А есть ли прецеденты долгого мирного симбиоза людей и сверхъестественных существ, или их встречи — это чисто про козни / разовые приключения?

— Особенность русского фольклора — удивительная дискретность персонажей. У каких-нибудь греков всё переплетено: Зевс общается то с Герой, то с Гераклом, Аидом, Афиной — кем угодно.

Наши духи все сами по себе, друг с другом разве что дерутся изредка. Например, устойчивый сюжет, как лешие с водяными дерутся. В Сибири рассказывали, что лешие обычно побеждают и снимают с водяных шкуры, из которых делают отличные прочные сапоги.

С людьми духи тоже общаются ограниченно: топят, заводят поплутать в лес.

Что-то похожее на симбиоз часто предполагают для домового, однако у меня нет уверенности, что домовой был добрым духом. Мне кажется, это самодур вроде кота, который получил опцию убивать тех, кто ему не нравится. Домовой — капризный дух, он губит не понравившихся ему лошадей, может убить не понравившегося младенца или невестку. Я бы назвал такие отношения паразитизмом, хотя со мной вряд ли согласятся коллеги.

— Чу! Я слышу какой-то подозрительный гроул, и эта вонь… кажется, грянул страшный русский ренессанс зомби-апокалипсис! Кто все эти мертвецы в таком типологическом изобилии и что прикажешь с ними делать, чтобы выжить?

— Мертвецов в нашем фольклоре — пруд пруди. Потому что смерть была всегда рядом с русским крестьянином. В большом селе каждый месяц кто-то умирал, а летом чуть ли не каждую неделю, в основном младенцы.

Огромное количество смерти привело к тому, что персонажей фольклора, у которых одним из признаков стала «мертвость», — множество. Самый зрелищный — еретник, мертвый колдун. В особого персонажа он сформировался примерно так: покойнику складывают руки крестом, а раз так, то мертвец не может их разжать, а значит, руками пользоваться не может. Но как же ему быть? А давайте у него будут железные зубы? Отлично!

Вдобавок еретник еще и ходить не может, потому что ноги тоже закоченели. И он… прыгает как кенгуру, только выше — прыгает круче олимпийских чемпионов. Сигает через крыши и заборы, а своими челюстями может превратить в битый кирпич печку за ночь.

А вот упырей в конце XIX века у русских уже не было. Они украинская и белорусская тема, там фольклор сохранил больше архаики. Но и у них упырь — ужасно противоречивый и многоликий персонаж.

Во-первых, бывают мертвые упыри и живые упыри. И в некоторых традициях живые упыри — добрые, противостоят мертвым злым. Но! Как только добрый упырь умирает, он превращается в злого упыря и начинает ходить душить народ, рассылать эпидемии. Представляешь? Это же крутейший психологический персонаж. Человек-упырь, который знает, что ему суждено стать тем, с кем он борется. Что-то вроде Ахава, который после смерти станет Моби Диком — и знает об этом.

— Невероятно круто. А на уровне повседневной жизни было что-то забавное, как выглядел фольклорный протоселфхелп? Как, например, справиться с депрессией или тревожностью? Наладить режим сна и быть эффективным на работе?

— В деревенских реалиях хватало первосортной дичи, но вряд ли ее было больше, чем теперь. Просто звучит она по нашим временам смешнее, потому что круто замешана на символизме.

Кто встает раньше и лучше всех? Петух. Значит, чтобы вставать вовремя, надо косточку петуха вплести в косу. Кто защищает дом от воров? Собака. Значит, надо при строительстве избы убить щенка и похоронить в фундаменте. Петуха тоже хоронили — чтобы все вовремя вставали.

Некоторые такие рекомендации уже сложно понять и распутать. Например, совет съесть первых трех муравьев, которых увидишь весной, — чтобы весь год не болеть.

— Едва не забыла о главной житейской задаче, после которой остальные решаются значительно проще. Как разбогатеть? Есть лайфхаки по долгосрочным контрактам с Сатаной? И, может, уже пойдем охотиться на клад — что нужно знать, чтобы кладник не схарчил и золотишко далось?

— Одна из популярнейших русских пословиц: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Заработать в деревне было практически невозможно. Не было ни модели поведения, ни образования. Кто такой обычный крестьянин? Это очень низкооплачиваемый самозанятый работник. И его сокровенная мечта о богатстве всегда упиралась в единственное слово: клад.

Кладами бредили повсюду. Но клады для деревни совсем не то, что для нас. Для деревни это всегда зачарованная масса золота и серебра, которую охраняют черти и покойники. Чтобы взять клад, надо знать, какие условия были положены на него — грубо говоря, волшебный пин-код.

Например, были клады, закопанные на чашку соплей, — желающий их выкопать должен ночью на месте клада съесть чашку соплей. Или на человеческую голову. Есть подлинные судебные дела об убийствах кладоискателями людей.

Но вообще клад — деньги нечистые и не только не приносят радости, но и пользы тоже не приносят. Нашедший клад всё равно, по мнению завидующих ему крестьян, повесится или помрет. Потому что клад — адское изобретение. К слову сказать, все на свете клады сами собой выйдут из-под земли перед концом света, когда уже будут никому не нужны. Этакий последний адский штришок.

— Раз речь зашла о конце света, нельзя просто так взять и не поговорить за геополитику. Были ли зафиксированы в этнографических источниках какие-то интересные рецепты по управлению миром или хотя бы советы, как влиять на серьезные события, например, остановить мор, войну, апокалипсис или, наоборот, супостата оптом отправить на тот свет особо мощным сглазом?

— Крестьянский мир обычно ограничивался собственным уездом, максимум губернией. О том, что находится дальше, ходили лютые слухи. Помнишь античных монстров — циклопов, людей на одной ноге или людей с ушами, которыми можно накрыться как одеялом? Крестьянин в них верил. Но они его мало волновали. Его интересы были малы: не болеть, обеспечить урожай, сыграть свадьбу детей.

Про геополитику только один сюжет на ум приходит: как лешие ходили с мужиками воевать против супостатов. С Наполеоном воевали, например. А французские лешие при этом сражались против наших леших — и не просто, а управляя зверьем как полками.

— Класс! Надеюсь, наши читатели уже поняли, что этнография — одна из самых увлекательных вещей в мире, и кто познал мир быличек и офигеннейших первоисточников в области мифологии, тот на вторичных супергеройских франшизах засыпает и аниме того не прет. Давай посоветуем читателям «Пчелы» книги, лекции, игры и что угодно еще, откуда можно почерпнуть удивительные истории из мира этнографии. Особенно интересуют оцифрованные источники в открытом доступе.

— С этим сложно. В советское время русская демонология почти не исследовалась. Сейчас многое наверстано, но популярных книг всё равно мало. Мои любимые — дореволюционные, связанные с работой Этнографического бюро князя Тенишева. Тенишев был меценатом и очень умным человеком. На рубеже XIX и XX веков, когда были очевидны проблемы отечественного общества, и даже не проблемы, а катастрофические баги, он занялся изучением крестьян, которые составляли основную массу населения страны. Зачем? Чтобы с научных позиций понять, что и как надо менять в их жизни.

С этнографом он составил анкету, которую разослали по губерниям. Ответы присылали сельские учителя, священники, деревенская интеллигенция. За ответы им платили — примерно по ставке среднего газетного журналиста. Материалов набралась уйма. Проект не было доведен до конца: Тенишев скончался. Вышла пара книжек на его основе, а сам архив передали в Этнографический музей.

Первая книга — известный бестселлер писателя С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила». Причем Максимов тоже скончался во время работы и не успел дописать книгу. Ее последнюю часть (про праздники — «Крестная сила») составили по его черновикам, а что-то просто «на манер» Максимова. Книга очень далека от идеала.

Критиковать Максимова легко и приятно, однако аналогов его книге нет. Она лучшая при всех ее недостатках. Главный недостаток: Максимов очень нежно относился к деревне и даже лютые истории пересказывал так, что из «Техасской резни бензопилой» получались «Смешарики».

Вторая книга — профессора медицины Попова: «Русская народно-бытовая медицина». Ее тоже переиздают нередко. Она про знахарство и народные методы медицины. И вот ее не стоит читать людям со слабыми нервами. Тут и нелепые акушерские летальные методы, и лечение нечистотами — чего-чего только нет.

Еще надо отметить многотомник «Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы» — это «сырые» материалы Этнографического бюро Тенишева. Сейчас Российский этнографический музей издал примерно треть архива, получилось 15 книг. В сплошной нумерации нет восьмого тома — предполагалось, что это будет огромная масса документов по Смоленской губернии, но их пока не издали. По всем томам рассыпана масса сведений по демонологии и знахарству, очень атмосферных и, разумеется, аутентичных.

Хорошая книга — «Страшные сказки, рассказанные дедом Егором, крестьянином бывшего Чердынского уезда Пермской губернии». Это книга пермского этнографа Константина Шумова, изданная под псевдонимом. Беллетристика, в основу которой положены былички о нечистой силе. По факту Шумов ничего от себя не придумал, только хорошо расположил былички и связал воедино.

Из более серьезных работ можно смело брать любые книги докторов филологических наук Виноградовой, Левкиевской, Христофоровой, журнал «Живая старина» (дореволюционный и современный), дореволюционное «Этнографическое обозрение». Здесь хватает подлинных жемчужин.

Но надо понимать: если долго смотреть в русский фольклор, он начнет смотреть в тебя.