Операция «Немезис». Как подпольная сеть заговорщиков отомстила за геноцид армян
История о том, как армянские подпольщики, обладая скудными ресурсами и находясь в отчаянии из-за политических новостей, готовили месть в Берлине времен Веймарской республики — месте самом по себе довольно безумном.
Весной 1921 года в Берлине был застрелен Мехмед Талаат-паша — бывший великий визирь Османской империи и один из инициаторов геноцида армян, унесшего жизни более миллиона человек. Ответственность за убийство взяла на себя подпольная организация «Немезис», поклявшаяся отомстить основным виновникам геноцида. В издательстве Individuum вышла книга «Операция „Немезис“. История возмездия за геноцид армян» американского драматурга и актера Эрика Богосяна, потомка выжившего во время геноцида. Публикуем фрагмент из главы, посвященной выслеживанию Талаат-паши в сюрреалистических декорациях Берлина времен Веймарской республики.
3 декабря 1920 года, в тот самый день, когда Тейлирян прибыл в Берлин, чтобы начать охоту за Талаатом, Великое национальное собрание Турции генерала Мустафы Кемаля подписало Александропольский договор с крошечной Демократической Республикой Армения. Одним росчерком пера Армения официально признала новую кемалистскую Турецкую республику (на что союзники по Антанте пока еще не готовы были пойти).
Этот парадоксальный договор стал отчаянной попыткой армянской стороны умиротворить турецкие силы, которые вот-вот могли уничтожить молодое государство. Признание нового турецкого государства возмутило армян, сражавшихся за родные вилайеты, а некоторые, как генерал Андраник, отказались прекращать борьбу. Мечта о «вильсоновской» Армении умерла.
Роль Кемаля в уничтожении армян никогда досконально не исследовали.
Как отмечает Кристофер Дж. Уокер в своей книге об Армении, «Мустафа Кемаль был известен своей личной ненавистью к фанатизму и презрением к религиозному экстремизму, он также был лишен предрассудков относительно меньшинств, которые были характерны для турецких лидеров в прошлом». Но Кемаль был еще и прагматиком, мастером выживания, и потому его правительство, как и последующие турецкие правительства, продолжали преследовать и уничтожать христиан и курдов.
Александропольский мир сдержал войска Кемаля, но не остановил русских. Одновременно с подписанием этого бесполезного договора армянское государство было окончательно аннексировано Советским Союзом. Шах и мат.
Несмотря на договор с турецкими националистами, вторжение армии Кемаля в Армению оставалось лишь вопросом времени. Продолжать борьбу против турок без союза с большевиками означало бы полное уничтожение того немногого, что осталось от армянского народа на Кавказе. Таким образом, день подписания Александропольского мира стал фактически днем рождения Армянской Советской Социалистической Республики.
В тот черный день для обломков независимого армянского государства Согомон Тейлирян прибыл в Берлин. Чужой в этом городе, ни слова не говорящий по-немецки, он не знал ни души в этом огромном и суетном мегаполисе.
Связи, которые могли бы служить ему поддержкой, были разрознены и далеки. В отличие от него, Талаат и сотоварищи окружили себя в Берлине хорошо организованной подпольной сетью бывших полицейских, шпионов и дипломатов, а также заручились полной поддержкой немецкого правительства, чего, впрочем, не афишировали.
В распоряжении изгнанников-младотурок были миллионы, хранящиеся на швейцарских и немецких банковских счетах в золотых слитках, в то время как заговорщики из «Немезиса» опирались на скудный бюджет в несколько тысяч долларов. Пока соратники Талаата свободно пользовались неограниченными средствами, Шаан Натали должен был отчитываться за каждый потраченный его людьми пенни, вплоть до мельчайших покупок.
Проведя целый день в поезде из Женевы и после напряженной поездки на такси по Берлину, Тейлирян, замерзший и голодный, наконец прибыл в отель Tiergarten около десяти вечера 3 декабря. Там он нашел дашнакского представителя, сгорбившегося над турецкой газетой, который даже не поднял на него глаз. Вместо этого представитель указал на статью, сообщавшую о склоках между младотурецкими эмигрантскими фракциями в Берлине. Представитель дал понять понять Тейлиряну, что больше не было сомнения: преступники здесь.
Армянам предстояло найти одного человека среди четырех миллионов жителей. Ситуация осложнялась еще и тем, что город, куда они прибыли для охоты на свою «крупную дичь», находился на краю полного раздрая.
Это был веймарский Берлин — столица государства, которое все еще не оправилось от многолетней бессмысленной войны. Погибло два миллиона немецких солдат, а выжившие демобилизованные ветераны едва ли могли похвастаться своей службой. Стремительно росла безработица. Гиперинфляция вскоре превратит немецкую марку в бесполезную бумажку.
Хуже того — карательные договоры с французами, которые должны были быть подписаны со дня на день, еще больше унизят побежденную нацию и на долгие годы парализуют экономику. В январе Германии будет велено выплатить 226 миллиардов золотых марок. Огромные приграничные территории были разделены и переданы Польше и Франции. Война отзывалась горечью в каждой душе.
Разгневанные на кайзера немецкие граждане полностью отказались от монархии и создали то, что станет известно как Веймарская республика.
Неустойчивость и хаос новой парламентской демократии позволили подняться и процветать десяткам экстремистских политических партий. Представители вооруженных фракций буквально дрались друг с другом на улицах.
Среди них были реакционеры фрайкорпс, в основном недовольные ветераны, которые позже слились с штурмовыми отрядами (нем. Sturmabteilung), «коричневорубашечниками» Немецкой рабочей партии — предшественницы Национал-социалистической рабочей партии. В первых числах февраля НСДАП проведет свой самый большой митинг в цирке Кроне.
Экстремизм радикализовал все аспекты немецкой жизни. Пьянящая смесь модернизма и послевоенной эйфории уступила место вседозволенности и подпольному беззаконию.
Улицы стали оврагами для убийств и торговли кокаином, их усеивали стальные прутья и сломанные, окровавленные ножки стульев. Фридрих Байер, основатель будущей фармацевтический корпорации, изобрел чудо-наркотик под названием героин, новый бич общества наряду с алкоголем и табаком.
Всего несколько лет назад Стравинский, Шенберг, Пикассо и Дюшан выбрасывали реализм на свалку; теперь же сама реальность стала сюрреалистичной. Декаданс и фактически произвол в Веймарской республике послужили идеальной почвой для взращивания гитлеровских головорезов, людей, которые вскоре отметут неудобную правовую систему и провозгласят Третий рейх. В этой атмосфере анархии и оказались в Берлине участники операции «Немезис».
Круг армянских заговорщиков возглавлял глубоко преданный своему делу Шаан Натали, артистичный человек, чей эксцентричный образ и невысокий рост будто уравновешивались его рвением и самоотдачей. Натали потерял и отца, и дядю во время Хамидийской резни двадцатью пятью годами ранее, и воспоминания о том, как он помогал рыдающей матери хоронить убитого отца, лежали на нем тяжелым грузом.
В 1904 году двадцатилетний Натали вступил в АРФД, затем переехал в Уотертаун, штат Массачусетс, где устроился работать на обувную фабрику. В 1908 году, после того как революция младотурок привела к власти «ЕиП», Натали вернулся в Турцию; как и многие, он считал, что в Османской империи наступил рассвет. Но после того, как резня в Адане охладила армяно-турецкие отношения, Натали вновь уехал в Соединенные Штаты, чтобы изучать философию и театр в Бостонском университете.
К 1912 году он снова решил вернуться в Турцию, правда, через Грецию, и на паспортном контроле ему, как гражданину Османской империи, было отказано в пересечении границы. Он опять вернулся в Бостон, стал редактором дашнакской газеты Hairenik и в жуткой ярости следил за военными действиями из-за океана. В чувствах Натали по отношению к туркам не было ничего умеренного.
Его ненависть была глубока, а целеустремленность абсолютна. После утверждения операции «Немезис» он снова вернулся в Европу — на этот раз в Берлин.
В то время как за логистику и финансирование отвечал Аарон Сачаклян, проживающий в Сиракузах, Натали курировал агентов в Берлине. Помимо Тейлиряна, в группу входили Грап (Грач Папазян, известный под псевдонимом «Мехмед Али»), Ваза (Ваан Закарян), Азор (Акоп Зорян) и Айко (Айк Тер-Оганян). Клички давали в соответствии с системой, придуманной еще в 1890-х годах, чтобы сбивать с толку султанских шпионов.
Поддержку этой ключевой группе оказывали армянские деятели искусства и литературы, обосновавшиеся в Берлине. Армянские дипломаты, работавшие в Европе и сохранившие связи с дашнаками, содействовали оформлению паспортов и виз. Посредников, которых предоставляли редакции газет и посольства, хватало, чтобы обеспечивать коммуникации и логистику. Согласно книге «Священное правосудие» Мариан Месробян Маккерди, Шаан Натали подкупал пограничников и полицию в Берлине, чтобы те предупреждали его о прибытии в Германию и отъезде турецких граждан.
Не обращая внимания на окружавший его шаткий политический мир Веймарской республики, Тейлирян воспринимал Берлин лишь как огромный и сложный лабиринт, в котором он должен был выследить свою жертву. По прибытии он узнал, что его соратники-агенты уже выяснили, что небольшую табачную и ковровую лавку около парка Тиргартен держал Джемаль Азми, печально известный бывший губернатор Трапезунда. Лавка, которую посещали только турки, была своего рода центральным узлом для живших в городе младотурков. Публично Азми выдавал себя за торговца-иммигранта, но армянские агенты были прекрасно осведомлены о его истинном прошлом. Список его военных преступлений был длинным. Трибунал в Константинополе приговорил Азми к смертной казни в 1919 году.
Как и Талаату, Азми удалось улизнуть и от британцев, и от новых турецких властей. В расстрельном списке «Немезиса» его имя стояло в числе первых.
Тейлирян хотел ворваться в лавку и «рассчитаться с этим мерзавцем». Но Азми не был главной мишенью, и Тейлирян решил повременить. «Важно было действовать осторожно и не позволить добыче [Талаату] сбежать». Натали предупредил Тейлиряна: тех, кто заслуживает смерти, много, но нельзя забывать, что именно Талаат — особенная фигура в глазах всего мира. Другими словами, задача операции заключалась не только в мести, но и в создании резонанса. Убийство должно было вызвать сочувствие в мире, возмущенном армянской резней.
К слежке присоединился двадцатисемилетний Азор, который, в отличие от вечно печального Тейлиряна, был добродушен и приветлив. Тейлиряна, как обычно, отталкивало отсутствие у армянина явных признаков скорби. Он чувствовал замешательство, как и при при встрече с дашнаками в Массачусетсе. Как может этот человек улыбаться и шутить? Разве кто-либо оттуда, из его родных мест, может снова улыбаться? Мрачный характер Тейлиряна скорее отдалял его от товарищей по операции. Стремление найти и убить Талаата рождалось из чего-то более глубокого, чем гнев или жажда мести. В нем было нечто глубоко скорбное, потребность утолить чаяния мертвых. Он отличался от других соратников абсолютной решительностью и целеустремленностью.
Для некоторых фидаинов охота на преступников-младотурков выглядела своеобразным приключением, захватывающей игрой в кошки-мышки. Другие, как и сторонники политического насилия по всему миру, были жестокими людьми, приученными к кровопролитию. Они всегда воевали с турками. Рефлекторный ответ на преступления «ЕиП» для них был очевиден: ответить жестко. Люди действия, все они руководствовались простым принципом: око за око.
Если турки совершили зверства против армян, то армяне совершат зверства против турок. Все просто.
Или нет. Каждый их этих людей лично мстил за гибель сотен тысяч жертв, но существовал еще и институциональный аспект. И АРФД, и комитет «Единение и Прогресс» были подпольными организациями, не стесняющимися применять насилие для достижения своих целей. Они не были ни демократическими, ни вполне законными, и успех их операций опирался на секретность и иерархию. А потому противоборствующие стороны признавали и общий кодекс насилия, и конспиративные методы. В нашей беседе в Париже Раймон Кеворкян, уважаемый исследователь Геноцида армян, объяснил мне это так:
«Вы должны понимать, что дашнаки и младотурки — как бывшие любовники, возненавидевшие друг друга».
Тейлирян был другим. Изначально он не имел вкуса к насилию и не интересовался воздаянием. Он был скорее идеалистом, добровольно отправившимся на патриотическую войну, и пережившим невероятное потрясение. После уничтожения его семьи борьба стала для Тейлиряна настоящей экзистенциальной миссией. Он опасался, что без нее может лишиться рассудка.
Глубокая решимость, подкрепленная сакральностью цели, наделяла его абсолютным самообладанием. Вопреки болезни и депрессии, он заставлял себя полностью сосредоточиться на миссии, чего бы ему это ни стоило. Такая целеустремленность сделала Тейлиряна именно тем, что нужно было дашнакам — оружием, которое выполнит свое назначение.
Хотя у него не было особых способностей к языкам, Тейлирян приложил все усилия для изучения немецкого. Он ознакомился с планировкой Берлина и запомнил расположение всех основных железнодорожных станций. Он забыл о своем слабом здоровье. Наконец, он приучил себя оставаться хладнокровным, как камень.
Тейлирян понимал, что, позволь он своим страстям взять верх, конечная цель — уничтожить человека, убившего его мать, окажется под угрозой. Тейлирян отринул все, что могло бы как-то воспрепятствовать его миссии. Личные потребности были последним, о чем он думал. В отличие от Гаро, Натали, Ширакяна и других, Тейлирян, кажется, практически полностью был лишен эго. В этом отношении он был уникален.
Поделитесь этой статьей с теми, кто любит историю или тру-крайм
