«Титаник», которого удалось избежать: история катастрофы «Андреа Дориа», который столкнулся с другим трансатлантическим лайнером

Символ трансатлантической роскоши и его скромный губитель

С 40-х годов XIX века и по середину века XX основным способом перебраться с одного берега Атлантики на другой оставался трансатлантический лайнер (некоторое время конкуренцию им составляли дирижабли — о том, как были устроены полеты на цеппелинах, и о катастрофе, приведшей к закату эры дирижаблестроения, смотрите выпуск нашего любимого исторического канала RedRoom). Обладание такими судами было делом прибыльным и престижным, и со временем к двум державам, делившим трансатлантический рынок, — США и Великобритании — добавились Франция, Германия и Италия.

Итальянцы громко заявили о своих претензиях на кусок этого пирога в 1930-е, выведя на маршрут между Европой и США два быстрых и роскошных судна: «Рекс» и «Конте ди Савойя». Во время Второй мировой войны оба эти лайнера были потоплены, но после ее окончания компания Italian Line начала восстанавливать позиции и с 1953-го по 1965-й ввела в эксплуатацию пять новых лайнеров.

Суда Italian Line отличались красивыми очертаниями корпуса и комфортом, а потому пользовались большим успехом у пассажиров вплоть до тех пор, пока развитие гражданской авиации не поставило крест на индустрии пассажирских судовых трансатлантических перевозок.

Первым из послевоенного поколения итальянских лайнеров был «Андреа Дориа», введенный в эксплуатацию в 1953-м. Это судно, ставшее флагманом Italian Line, получило имя знаменитого генуэзского адмирала XVI века, героя войн с турками и алжирскими пиратами. Величественный лайнер водоизмещением в 29 тысяч тонн и длиной в 213 метров обладал одиннадцатью палубами и мог вместить около 2000 человек — пассажиров и членов экипажа. Из всех судов итальянского гражданского флота того времени «Андреа Дориа» являлся самым большим, быстрым и, как утверждала реклама, самым безопасным. Фирменной фишкой лайнера стал его элегантный внешний вид: характерно изогнутый форштевень, обтекаемая корма, сужающиеся кверху надстройки и единственная большая дымовая труба — в цветах итальянского флага: белая, с зеленой полосой и красной верхушкой.

Судно славилось шикарной обстановкой. На «Андреа Дориа» было три больших открытых бассейна, где пассажиры вволю могли плескаться в хорошую погоду. Интерьер судна создавали лучшие итальянские архитекторы того времени, такие как Джио Понти, Нино Зонкада, Густаво Пулитцер-Финали и Джулио Минолетти. На борту находились многочисленные произведения искусства, созданные специально для этого корабля: изысканные картины, фрески, гобелены, скульптуры.

Лайнер быстро снискал популярность в массовой культуре — например, режиссер Элиа Казан в своем знаменитом фильме «В порту», вышедшем в 1954 году, заставляет героя Марлона Брандо бросить взгляд на «Андреа Дориа», стоящий в гавани Нью-Йорка.

«Андреа Дориа» успешно отработал больше трех лет, пока злой рок не принес ему встречу с другим лайнером — «Стокгольмом». То был скромный океанский труженик, который не выдерживал сравнений с великолепным генуэзцем. Построенный в 1946 году 160-метровый «Стокгольм» водоизмещением 12 тысяч тонн принадлежал шведской компании Swedish American Line и тоже возил пассажиров между Европой и Америкой. Но он не пользовался и половиной славы итальянского «коллеги». Хотя «Стокгольм» и являлся на тот момент самым большим из пассажирских судов, когда-либо сошедших со стапелей шведских верфей, он в то же время был и самым маленьким из всех трансатлантических лайнеров, откровенно теряясь на их фоне.

В свой последний рейс «Андреа Дориа» вышел из Генуи 17 июля 1956 года, взяв привычный курс на Нью-Йорк. На его борту находилось 1706 человек — 1134 пассажира и 572 члена экипажа. Среди них было несколько знаменитостей — голливудская актриса Рут Роман с четырехлетним сыном и композитор Майк Столлер, писавший песни для великого множества артистов, в том числе для самого Элвиса Пресли. Присутствовали на борту и венгерские артисты балета Иштван Рабовски и Нора Ковач, которые за три года до того бежали с родины и теперь направлялись в США.

У пассажиров не было ни малейшего повода для беспокойства, ведь проверенный «Андреа Дориа» вел его бессменный капитан, один из самых маститых морских волков Италии. 59-летний Пьеро Каламаи числился среди лучших капитанов Italian Line и заслуженно пользовался полным доверием своих работодателей.

Потомственный моряк, Пьеро в юности начал карьеру в итальянском королевском военно-морском флоте, участвовал в обеих мировых войнах и удостоился нескольких наград за доблесть. Он уже много раз водил «Андреа Дориа» в Америку и обратно. Все эти путешествия проходили гладко, и ничто не предвещало, что на сей раз будет иначе. И действительно, большая часть рейса миновала без происшествий: выйдя из Генуи, судно посетило Канны, Гибралтар и, покинув Средиземное море, устремилось на просторы Атлантики. Вот уже почти весь океанский маршрут остался за кормой — до Нью-Йорка было рукой подать…

Аналогично считали себя в безопасности 534 пассажира и 208 членов экипажа «Стокгольма», вышедшего из Нью-Йорка утром 25 июля. Ибо вел «Стокгольм» человек не менее опытный и заслуженный, чем Каламаи, — 63-летний капитан Харри Гуннар Норденсон, пользовавшийся репутацией человека строгого и требовательного. Судно он содержал в безукоризненном порядке и, как считалось, внимательно относился к соблюдению норм безопасности.

Но дело было не только в опыте капитанов. Времена Колумба и даже XIX век с его первыми пароходами давно миновали. К тому времени на судах уже имелось весьма совершенное навигационное оборудование, а все трассы в Северной Атлантике были известны морякам как свои пять пальцев. Казалось бы, что плохого могло случиться?

Слон вцепляется в бок тигра

Вечером 25 июля «Андреа Дориа» находился уже в двухстах милях от Нью-Йорка, неподалеку от плавучего маяка Нантакет. Это место традиционно является одним из самых оживленных в Северной Атлантике: тут всегда много судов, следующих в разных направлениях. После того как на этом участке случилось достаточно много катастроф, было подписано специальное соглашение, призванное обеспечить безопасность движения. В соответствии с ним суда, следующие в восточном направлении, должны придерживаться линии, лежащей на 20 миль южнее Нантакета, а идущие в западном направлении — проходить непосредственно мимо маяка.

Однако ни Италия, ни Швеция это соглашение не подписали, а потому Каламаи и Норденсон считали себя вправе держаться того курса, который лично им казался наиболее удобным.

В тот вечер на океан опустился густой туман. Согласно международным правилам судовождения, в случае сильного тумана нужно резко снизить скорость. Но Пьеро Каламаи сбросил ход совсем чуть-чуть — с 23 до 21,8 узла (с 42,4 до 40,3 км/ч).

Итальянский капитан руководствовался двумя соображениями. Во-первых, в его распоряжении имелся мощный радар, для которого никакой туман не был преградой. Во-вторых, Каламаи помнил, что в Нью-Йорке лайнер ожидают две с половиной сотни грузчиков, нанятых для того, чтобы приступить к работе 26 июля в восемь утра. Условия договора предусматривали, что, даже если «Андреа Дориа» опоздает в порт, грузчики получат оговоренную оплату — два с половиной доллара в час, а потом придется им дополнительно доплачивать за работу.

Настроение пассажиров и членов экипажа было приподнятым. Подходил к концу последний день путешествия, и завтра их должен был встретить Нью-Йорк. Люди уже собирали свои пожитки, готовясь к высадке. А пассажиры первого класса, за которых это делал персонал, устроили вечеринку и беззаботно танцевали.

Что касается Харри Норденсона, то он, по словам историка судостроения Семена Белкина, поступил как недобросовестный спортсмен: намеренно срезал дистанцию и, вместо того чтобы идти рекомендованным курсом, вышел на трассу встречного движения.

Таким образом он рассчитывал сэкономить время и прибыть в Гётеборг не только без опоздания, но и, если повезет, раньше намеченного графика. Поздним вечером Норденсон удалился на отдых, оставив вместо себя на мостике вахтенного офицера Йохана-Эрнста Карстенса-Йоханнсена.

В отличие от «Андреа Дориа», «Стокгольм» в полосу тумана не попал — он двигался при свете луны. И с какого-то момента Йоханнсен начал испытывать недоумение: корабельный радар показал прямо по курсу приближающееся судно, но его ходовых и отличительных огней видно не было.

Йоханнсену не пришло в голову, что встречное судно может быть скрыто туманом, — он в течение какого-то времени думал, что локатор барахлит, и потому курса не менял. Две морские громады стремительно сближались с совокупной скоростью около 38 узлов (примерно 70 км/ч).

В 22:10 «Андреа Дориа» миновал Нантакет, и Каламаи взял курс на маяк Амброуз. Лишь когда расстояние между судами сократилось до 1,8 мили (2,9 км), впередсмотрящие «Стокгольма» с трудом разглядели бортовые огни встречного лайнера. При прежней скорости и неизменном курсе их столкновение должно было произойти через три минуты. Йоханнсен, спохватившись, велел отвернуть до упора вправо, чтобы успеть разминуться со встречным лайнером.

Но тут произошло нечто неожиданное для шведов: рулевой на «Андреа Дориа» стал отворачивать до упора влево, при этом не снижая ход, так как с работающими почти на полную мощь турбинами капитан Каламаи рассчитывал скорее выполнить этот маневр. Таким образом Каламаи, намереваясь отвернуть от «Стокгольма», вышел на пересечение его нового курса.

Итальянский капитан думал, что суда успеют разминуться, но ошибся в расчетах. Свою долю ответственности несет и штурманский состав «Андреа Дориа», проявивший откровенную халатность: прокладка движения встречного судна не велась, и потому итальянцы имели лишь очень приблизительное представление о траектории движения «Стокгольма».

Когда оба судна сблизились на критическое расстояние и стало ясно, что вот-вот произойдет столкновение, поделать уже ничего было нельзя. В 23:10 раздался страшный треск: мощный нос «Стокгольма», усиленный на случай борьбы со льдами, врезался в правый борт «Андреа Дориа», вскрыв его обшивку, словно гигантским консервным ножом. Моментально образовалась пробоина длиной в 12 метров — и по высоте соответствовавшая семи из одиннадцати палуб «Андреа Дориа».

При этом «итальянец» довершил поворот и продолжил идти, таща за собой «Стокгольм», словно слон — вцепившегося в его бок тигра. Этот удар убил 46 человек: трое погибли на «Стокгольме», остальные — на «Андреа Дориа».

Нос «Стокгольма», внезапно вторгшийся в каюты итальянского лайнера, буквально прошелся по судьбам, отделяя погибших от тех, кому посчастливилось остаться в живых.

Так, пассажир, разместившийся в каюте № 46, — полковник Уолтер Карлин — в момент столкновения находился в ванной. Он чистил зубы и увидел, как прямо из разверзшейся стены выехал другой корабль! Карлин чудом выжил, в то время как его жена Жанетт погибла. Позднее члены экипажа «Стокгольма», обыскивавшие искореженную носовую часть своего судна, обнаружили там останки женщины, соответствующие описанию миссис Карлин. Но, прежде чем они смогли извлечь их, обломки сдвинулись, и тело упало в море…

Также на линии движения «Стокгольма» находились каюты № 52 и № 54, которые занимали Камилл Чианфарра, известный журналист издания New York Times, его жена Джейн, их восьмилетняя дочь Джоан и четырнадцатилетняя Линда Морган, дочь Джейн от предыдущего брака. Джоан погибла на месте, а Камилл скончался от тяжелых травм через несколько минут после столкновения. Джейн получила серьезные ранения, но ее спасли другие пассажиры, в том числе доктор Тур Петерсон, который находился в соседней каюте № 56. Сам он отделался незначительными травмами, в то время как его жена Марта была тяжело ранена и оказалась вместе с Джейн Чианфаррой в ловушке из искореженного металла. После долгой борьбы за ее освобождение Марта скончалась от полученных травм. А вот Линду Морган при столкновении сбросило на палубу «Стокгольма», и она выжила. Когда шведские моряки нашли перепуганную девочку и объяснили, что она на «Стокгольме», Линда испуганно ответила: «Это невозможно, я пассажирка „Андреа Дориа“!»

Палубой ниже каюты Чианфарры и его близких на пути «Стокгольма» оказались Фердинанд Мелли Тьерио, глава отдела по распространению газеты The San Francisco Chronicle, и его жена Фрэнсис. Они погибли, а их тринадцатилетний сын Питер, который жил в каюте дальше по коридору, выжил.

Не хватает шлюпок!

В тот драматичный момент один из дизелей «Стокгольма» остановился от сотрясений — но почти сразу же его удалось снова запустить. Оба восьмицилиндровых двигателя заработали в режиме обратного хода. Всё-таки двенадцать тысяч «лошадей» — дело нешуточное: «шведу» удалось выдраться из «Андреа Дориа», попутно увеличив пробоину в его борту.

Нос «Стокгольма» оказался совершенно раскурочен и фактически отсутствовал. Однако гибель ему не грозила: конструкторы судна умело расположили водонепроницаемые переборки, не позволившие океану продвинуться дальше разрушенных носовых отсеков. Всё произошло так быстро, что, когда разбуженный шумом и сотрясением капитан Норденсон выбежал на мостик, он увидел лишь исчезающую в тумане корму «Андреа Дориа».

Капитан Каламаи, ошеломленный происходящим, велел передать в эфир сигнал бедствия и срочно отправил подчиненных к пробоине, чтобы уточнить масштабы аварии. Опытный моряк сразу понял, что ситуация очень серьезна.

Приговор лайнеру подписали несколько обстоятельств. Во-первых, в пути Каламаи, как предписывалось действующими в Italian Line правилами, обязан был вместо израсходованных в пути 4000 тонн топлива принять в освободившиеся танки забортную воду. Но капитан этого не сделал, чем заведомо ухудшил мореходные качества лайнера: крен оказался больше, чем мог бы быть.

Во-вторых, как выяснилось, уверения конструкторов «Андреа Дориа», говоривших, что он со своими одиннадцатью палубами, многочисленными водонепроницаемыми отсеками и двойным дном абсолютно безопасен, мягко говоря, не соответствовали истине. Из-за допущенных конструктивных ошибок полная непроницаемость переборок отсутствовала. Вода нашла лазейки и быстро разливалась по внутренностям «итальянца». Вскоре оказался залит отсек дизель-генераторов, и водоотливные насосы остановились.

Когда в течение следующих нескольких минут крен на правый борт увеличился до 20°, Каламаи осознал, что его корабль обречен. Причем крен усилился до такой степени, что спустить шлюпки с левого борта было уже невозможно. Между тем на судне было ровно такое количество шлюпок, чтобы хватило на всех членов экипажа и пассажиров при полной загрузке.

Капитан старался сохранять внешнее спокойствие — он не напоминал окружающим, что без левобортных шлюпок половина людей, находящихся на «Андреа Дориа», обречена.

В те минуты, наверное, не было на борту «Андреа Дориа» ни одного человека, кто не вспомнил бы судьбу «Титаника». О той давнишней гекатомбе прекрасно помнили. Всего три года назад состоялась премьера голливудского фильма «Титаник», снятого режиссером Жаном Негулеско с участием ряда тогдашних американских звезд кинематографа. На состоявшейся в 1954 году церемонии картина получила «Оскар» за лучший сценарий и пользовалась большим успехом у зрителей. Видели ее и многие члены экипажа и пассажиры «Андреа Дориа». И сейчас перед ними встал вопрос: неужели нечто подобное ждет и нас?

Каламаи велел спускать шлюпки, находившиеся по правому борту, — приказ был отдан спустя полчаса после столкновения. Из-за неестественного положения корпуса судна пришлось проводить эвакуационную операцию в два этапа: сначала спустить шлюпки, а уже потом рассаживать в них людей.

При этом некоторые из итальянских моряков оказались, мягко говоря, не на высоте — их интересовало лишь спасение собственных шкур. Усевшись в три 146-местные шлюпки, они принялись спешно отгребать от обреченного лайнера, не позаботившись о том, чтобы взять с собой пассажиров.

Дезертиры добрались до «Стокгольма», а когда шведы логично предложили им вернуться к тонущему «Андреа Дориа», наотрез отказались. Они, мол, не для того сейчас спасались, чтобы вновь подвергнуть себя риску.

С бегством этих трусов шансы на спасение беззащитных людей, оставшихся на «Андреа Дориа», еще уменьшились. Делать нечего: капитан Каламаи приказал тем членам экипажа, кто не сбежал, приступить к посадке в оставшиеся шлюпки детей, женщин и стариков.

Детей кидали вниз на растянутые одеяла и чехлы. Те, кому позволяли силы и здоровье, спускались по канатам. Некоторые просто прыгали в воду, а потом их вытаскивали в шлюпки.

Конечно же, все надеялись на своевременное прибытие других судов. Первым призыв «Андреа Дориа» о помощи принял, естественно, «Стокгольм». Норденсон прочитал текст радиограммы: «У нас сильный крен. Шлюпки спустить не можем. Спустите сами. Срочно нужна ваша помощь — шлюпки». Но шведы ответили итальянцам, что шлюпок своих предоставить пока не могут, так как еще не уверены, что сами не пойдут ко дну. В целом ситуация выглядела очень плохо. Пахло большой трагедией.

«Иль-де-Франс» спешит на помощь

На момент описываемых событий французский лайнер «Иль-де-Франс» был пожилым (спущен на воду еще в 1926 году) и заслуженным судном. Константин Паустовский писал, что когда «Иль-де-Франс» вводился в эксплуатацию, то считался «гордостью Франции» и «чудом кораблестроения». Но в 1956 году этот ветеран, несмотря на проведенную за несколько лет до того модернизацию, уже считался скорым кандидатом на переплавку.

В ночь с 25 на 26 июля «Иль-де-Франс», недавно вышедший из Нью-Йорка в Гавр с 940 пассажирами и 826 членами экипажа, оказался среди судов, ближе всех находившихся к месту бедствия. Радист поймал сигнал: «SOS. Это „Андреа Дориа“. SOS. Мы здесь: 03:20 по Гринвичу, 40,30 северной широты, 69,53 западной долготы. НЕОБХОДИМА НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНАЯ ПОМОЩЬ». Почти одновременно пришла и другая радиограмма: «Это „Стокгольм“. Мы столкнулись с каким-то судном. Примите меры. Произошло столкновение».

Получив этот отчаянный призыв, 53-летний капитан Рауль де Бодеан (к слову, представитель старинного дворянского рода, обладатель титула барона) приказал немедленно связаться с «Андреа Дориа», но тот замолчал. Тогда Бодеан велел радировать на «Стокгольм». Шведский радист откликнулся сразу же — проинформировал, что «Андреа Дориа» тонет и срочно нуждается в спасательных средствах.

Бодеану пришлось пережить минуты жестоких сомнений. С одной стороны, он поначалу усомнился в том, что такое современное судно, как «Андреа Дориа», действительно способно затонуть. Он понимал, что если он вернется к месту столкновения и обнаружит, что «Иль-де-Франс» там не нужен, то ему придется вернуться в Нью-Йорк для дозаправки и задержать пассажиров, что станет финансовым ударом для компании French Line.

В конце концов сомнения были отброшены: Бодеан распорядился идти полным ходом к месту катастрофы и готовить шлюпки к спуску.

Одновременно на помощь устремились еще несколько судов: грузовой корабль «Кейп Энн» компании United Fruit Company (на его борту имелось всего две спасательные шлюпки, каждая на 40 человек), транспортное судно ВМС США «Уильям Х. Томас» и эсминец «Эдвард Х. Аллен». На «Иль-де-Франсе» приняли радиограмму с «Кейп Энн»: «„Андреа Дориа“ просит срочно прислать шлюпки на 1000 пассажиров и 500 человек команды».

В конце концов и Норденсон, решив, что непосредственная опасность затопления «Стокгольму» не угрожает, велел возвращаться к гибнущему лайнеру. «Швед» с оторванным носом еле ковылял, но всё-таки добрался до умирающего «итальянца». И когда «Иль-де-Франс» тоже прибыл на место, перед членами его экипажа предстала сюрреалистическая картина: четыре залитых светом парохода, а между ними лежащий на правом борту «Андреа Дориа».

Бодеан, филигранно сманеврировав своим 241-метровым лайнером между другими судами, встал с наветренной стороны, на расстоянии четырехсот метров от «Андреа Дориа». Встал так, чтобы корпусом «Иль-де-Франса» защитить обреченный лайнер от волнения и уберечь от преждевременной гибели. Бодеан хорошо натренировал свою команду: французские моряки быстро погрузились в шлюпки и устремились к «Андреа Дориа».

Вид огромного освещенного «Иль-де-Франса» стал большим эмоциональным облегчением для отчаявшихся людей с «Андреа Дориа». В течение нескольких последующих часов французы спасли 753 человека — причем некоторые пассажиры «Иль-де-Франса» уступили свои каюты спасенным. Приняв последнюю шлюпку, «Иль-де-Франс» отправился обратно в Нью-Йорк, отсалютовав напоследок гибнущему собрату тремя печальными гудками и трижды приспустив флаг Франции.

В общей же сложности с «Андреа Дориа» и его шлюпок были сняты 1663 человека. Сильно поврежденный «Стокгольм» принял 545 выживших, 129 человек оказались на «Кейп Энн», 159 — на борту «Уильяма Х. Томаса».

В соответствии со старинной традицией последним свое гибнущее судно покинул капитан Пьеро Каламаи. Он до последнего надеялся спасти лайнер, в частности предлагал попытаться отбуксировать его на мелководье, — но тщетно… В какой-то момент отчаявшийся капитан захотел пойти на дно вместе с судном — он считал себя опозоренным. Подчиненным пришлось применить силу, чтобы увести его с собой. Каламаи и 76 прочих выживших разместил у себя «Эдвард Х. Аллен».

После окончания спасательной операции пришла радиограмма со «Стокгольма»: «Всем, всем, всем! У нас разрушена носовая часть. Трюм № 1 затоплен. В других частях судна повреждений нет. Попытаемся дойти до Нью-Йорка своим ходом. Просим сопровождать нас до Нью-Йорка».

Но еще до того, как он добрался до Нью-Йорка, вертолеты, отправленные Береговой охраной и ВВС США, сняли со «Стокгольма» четырехлетнюю итальянскую девочку с травмой головы и четверых тяжелораненых членов экипажа «Стокгольма». Их максимально быстро доставили в госпиталь.

После «Стокгольма» во всеуслышание отрапортовал «Уильям Х. Томас»: «Связь с „Андреа Дориа“ прекращена. Крен 45° на правый борт… Крен увеличивается. Держаться на воде судно больше не может. Согласно последнему сообщению, на борту находится капитан и 11 членов экипажа. Пассажиров нет».

Итог подвело сообщение Береговой охраны США, прозвучавшее в эфире в 12:31: «В 10:09 на 40°29′ с. ш., 69°59′ з. д. затонул пароход „Андреа Дориа“. Спасенных подобрали „Стокгольм“ и „Иль-де-Франс“. Много человеческих жизней спасено благодаря самоотверженности экипажей находящихся поблизости судов».

Аэрофотосъемка перевернувшегося и скрывающегося под водой лайнера впоследствии принесла фотокорреспонденту Гарри А. Траску из газеты Boston Traveler Пулитцеровскую премию.

Отец Линды Морган, комментатор новостей радиосети ABC Эдвард П. Морган, в то утро выходил в эфир в неописуемом душевном состоянии. Ему сообщили, что его дочь Линда, плывшая на «Андреа Дориа», не найдена среди спасенных и, очевидно, погибла. Бесстрастным голосом Морган поведал о столкновении лайнеров, не сказав тысячам своих слушателей, что его дочь тоже стала жертвой этой катастрофы.

Но потом Моргану передали, что Линда нашлась на «Стокгольме» — со сломанной рукой, но живая! Она вернулась в Нью-Йорк, где воссоединилась со своей матерью Джейн Чианфаррой, которая тоже хоть и получила серьезные травмы, но выжила. В следующей передаче Эдвард Морган дрогнувшим голосом сообщил о чудесном спасении девочки. Впоследствии Линда долгие годы страдала от чувства вины выжившего, поскольку ее отчим и младшая сводная сестра погибли.

«Эверест для аквалангистов» и «корабль смерти»

Искалеченный «Стокгольм» доковылял до Нью-Йорка вечером того же дня 26 июля — без всякой помпы ошвартовался и принялся сгружать спасенных. А вот «Иль-де-Франсу», оказавшемуся главным героем этих суток, устроили восторженную встречу: все стоявшие в гавани суда включили гудки, а пожарные катера взметнули в небо, словно салют, мощные фонтаны воды.

К 46 погибшим в момент столкновения добавились еще трое, умершие от ран в больницах. Один пассажир с «Андреа Дориа» скончался от инфаркта на борту «Стокгольма» на следующий день буквально уже в гавани Нью-Йорка.

Italian Line, оценившая свои убытки в 30 млн долларов (сейчас это были бы 340 млн), предложила Swedish American Line разделить их пополам.

То есть итальянцы хотели, чтобы шведы возместили им половину строительной стоимости «Андреа Дориа», а также расходов по компенсации убытков, связанных с гибелью пассажиров, багажа, грузов. Шведы, однако, платить наотрез отказались и предъявили встречный иск на сумму 2 млн долларов — за восстановление носовой оконечности «Стокгольма» и в качестве компенсации за простой судна во время ремонта.

Началось судебное разбирательство, проходившее в суде Южного округа Нью-Йорка. В конечном итоге большинство претензий итальянской стороны оказалось снято. Начали всплывать неблагоприятные для Italian Line факты, и в конечном итоге обе компании заключили соглашение об отказе от взаимных претензий.

Пьеро Каламаи удалось избежать обвинений, но вскоре он ушел на пенсию. При этом капитан-неудачник якобы произнес фразу, быстро облетевшую прессу: «С детства я любил море. Теперь я его ненавижу».

Отставной капитан умер в Генуе 7 апреля 1972 года. Он так и не решился распечатать пришедшее к нему за месяц до смерти письмо за подписью авторитетного американского инженера и эксперта по судовождению Джона К. Карротерса.

А зря — в этом письме Карротерс сообщал, что он, тщательно проанализировав обстоятельства катастрофы, пришел к выводу, что основную долю вины за нее несет всё-таки не Каламаи, а Йохан-Эрнст Карстенс-Йоханнсен, управлявший в ту жуткую ночь «Стокгольмом». По свидетельству дочерей Каламаи, последними словами, которые он произнес в бреду, умирая, были: «Все ли пассажиры спасены?»

В последующие годы об «Андреа Дориа», лежащем на относительно небольшой глубине в 49 метров, вспоминали неоднократно. И не только вспоминали — туда много раз наведывались охотники за сокровищами.

Так, в 1981 году некий Питер Джимбел, владелец универмага в Нью-Йорке, финансировал очередную экспедицию к судну — его люди подняли с «Андреа Дориа» сейф, набитый, как им казалось, ювелирными изделиями. Однако в сейфе, который вскрыли в прямом телеэфире, оказались лишь тысячи размокших банкнот — пассажиры успели забрать свои драгоценности, поскольку рано утром собирались сойти в Нью-Йорке.

Другие дайверы сумели вытащить с корабля огромную статую адмирала Андреа Дориа, подарившего свое имя злосчастному лайнеру. Поднятые с лайнера фарфоровые чашки и блюдца расходились на аукционах за большие деньги.

При этом судно даже после гибели продолжало собирать дань человеческими жертвами. При погружении к «Андреа Дориа» погибли по меньшей мере 18 аквалангистов — из-за такого уровня смертности затонувший лайнер прозвали «Эверестом для аквалангистов». Условия для дайвинга в этом месте считаются очень опасными: из-за сильного течения и толстого слоя ила видимость мгновенно может снизиться до нуля.

Осталось рассказать о судьбе «Стокгольма», оказавшейся неожиданно долгой. Его отбуксировали в ремонт — к искалеченному корпусу пристыковали заново изготовленную носовую часть. Лайнер вернулся к работе, а несколько лет спустя был куплен правительством ГДР и получил новое название — «Дружба народов». В течение многих лет экс-«Стокгольм» совершал круизы по Балтийскому морю и, в частности, неоднократно посещал Ленинград.

После четвертьвековой работы под флагом ГДР теплоход был продан итальянской компании Star Lauro Lines. В 1993 году судно отбуксировали на верфь в Генуе, в родной порт «Андреа Дориа», — когда оно туда прибыло, итальянская пресса окрестила его «кораблем смерти». Судно было реконструировано и в течение многих лет занималось круизами: возило туристов на Кубу, по Средиземному морю, Атлантике, Красному морю и Индийскому океану. Оно сменило еще нескольких владельцев и целый ряд имен: «Италия-1», «Италия Прима», «Вальтур Прима», «Карибе», «Афина», «Азоры», «Астория».

Во время пандемии Covid-19 компания CMV, очередной владелец «Астории», разорилась, а 47 членов ее экипажа начали голодовку, требуя выплаты задолженности по зарплате. В конце концов «Асторию» отбуксировали в Роттердам и в течение пяти лет решали, что с ней делать. Одно время ее даже планировали вернуть в эксплуатацию, но в конечном итоге продали на металл. 4 июля 2025 года экс-«Стокгольм» отбуксировали из Роттердама в Гент для утилизации — и сейчас там ведется разборка «корабля смерти».