«Красный клин»: история о том, как The Smiths и другие британские инди-рокеры пытались свалить Маргарет Тэтчер

Летом 1985 года английский бард-правдоруб Билли Брэгг, поющий о тяготах жизни и разбитом сердце, решил, что с него хватит. Он больше не мог игнорировать очевидное: растущий масштаб благотворительных акций, где выступали его более именитые коллеги, стал обратно пропорциональным объему реальной помощи.

Последней каплей для Брэгга оказался Live Aid — грандиозный международный фестиваль с полусотней самых успешных артистов в истории поп-музыки.

Мегаломанский уберфест на стадионе «Уэмбли» открывали члены королевской семьи — принц Чарльз и принцесса Диана. Так монарший дом и топ-селебрити от Мадонны до Пола Маккартни пытались помочь страдающим от голода в Эфиопии.

Брэгг и его сторонники видели в историческом шоу «телескопическую филантропию» из рассказов Диккенса — напускное милосердие богачей-самодуров, проявленное из-за тщеславия и жажды самоутверждения.

Масла в огонь подливало и то, что авторами идеи Live Aid были британские музыканты Боб Гелдоф и Джеймс Юр, вышедшие из среды панков-зубоскалов и новых романтиков. Теперь, после предательского сближения с привилегированным классом, они будто утратили связь с реальностью, о которой так много пел Брэгг. Реальностью, где царила безработица, высокие цены, пустые обещания политиков, безнадега спальных районов и унижение брошенных стариков.

Озабоченность хедлайнеров «Уэмбли» положением дел в Африке и правда вызывала вопросы. Музыканты будто забыли, что живут в Англии — стране, которую не сегодня-завтра накроет экономический и политический кризис.

Брэгг рвал и метал: какая Эфиопия? какая гуманитарная помощь? Может, пора что-то сделать для родных островов и направить силы на процветание Манчестера или Эссекса? Может, хватит мнить себя империей, глядя на другие страны как на бывшие колонии?

Первым на сторону Брэгга перешел один из участников Live Aid, экс-фронтмен The Jam Пол Уэллер. «Благотворительные шоу — это борьба с симптомами, а не с причиной», — рассуждал он. «Мы все время встречались на концертах в поддержку Никарагуа или чего-то еще. Постоянно появлялись одни и те же лица, у нас были схожие идеалы. Это были самые мрачные дни тэтчеровских 1980-х. Было ощущение, что нужно что-то делать», — вспоминал Брэгг.

Дело оставалось за малым: объединить музыкантов, готовых поддержать оппозиционные силы на добровольных началах, и поехать в агитационный тур для мобилизации сторонников. Это движение получило название Red Wedge («Красный клин»).

В ноябре 1985 года «клинья» заявились в британский парламент, не очень понимая, в какую игру они ввязались и через что им придется пройти.

Сошелся клином белый свет

Оппозицию консервативному большинству в правительстве Маргарет Тэтчер представляла Лейбористская партия. Благодаря ей «Красный клин» и оказался в парламенте: приглашение поступило от депутата Робина Кука, часто критиковавшего свою партию и претендовавшего на более заметную роль.

Принять в Вестминстерском дворце десяток ухмыляющихся рок-музыкантов — не самый очевидный пиар-ход для скуфов в пиджаках, но именно это и было нужно Куку. Он торопился представить новых единомышленников партии — рассерженных и популярных молодых талантов.

«Лучший способ начать жить лучше — избрать лейбористское правительство», — объявил тогда Брэгг, после чего превратил эту максиму в лейтмотив встреч с поклонниками.

Обновление в подходах и риторике лейбористов назревало давно. Они проигрывали выборы консерваторам с конца 1970-х, решительная и непримиримая Тэтчер громила все, за что они выступали. Она буквально отменяла послевоенное политическое устройство страны и подчиняла себе систему муниципального управления, выдавливая неугодных ей чиновников.

К концу 1985 года она добралась до Совета Большого Лондона — надстройки над мэрией города и его окрестностями. Глава Совета Кен Ливингстон был ярым противником Тэтчер, но сместить его она не могла — поэтому ликвидировала сам Совет. Так у «Красного клина» появился еще один боевой товарищ: на приеме в Вестминстере поверженный и настроенный отомстить Ливингстон не отходил от Брэгга и Уэллера.

Третьим соратником «Красного клина» стал Питер Мандельсон, бывший глава Британского совета молодежи. До того как лейбористы позвали его для запуска предвыборной кампании, он работал на лондонском телевидении. Мандельсон был продюсером воскресной политической программы Weekend World, в заставке которой звучал трек хард-рокеров Mountain. Взявшись за пиар лейбористов, он подключил проверенные инструменты: поп-культуру и молодежь.

В ставке на юную аудиторию был свой резон. Тэтчеризм бил не только по рабочему классу, но и по студентам, лишая их льгот и грантов.

Кроме того, в 1987 году право голосовать получали 4 млн новых избирателей, и лейбористы не хотели упускать их из виду. Кто подойдет на роль инфлюенсера-левака, чей авторитет поможет привести на избирательные участки девушек и парней? Долго искать Мандельсону не пришлось.

Совсем недавно с туром «Работа для молодежи» по стране проехал обаятельный малый с электрогитарой. Вдохновленный Диланом и The Clash, он пел про новую Англию и право на светлое будущее. «Мир, хлеб, работа и свобода — лучшее, чего мы можем достичь», — уверял он в песне Days Like These. Его звали Билли Брэгг.

Клин клином вышибают

Тогда же о «рокере-социалисте» впервые написал журнал Rolling Stone: «Брэгг сам возложил на себя миссию „объяснить, что происходит в Англии, и всю сложность момента“.

Развалившись на металлической кровати, 27-летний британский менестрель говорит о своих намерениях строго и прямо: „Есть вещи, которые следует защищать — социальное государство, бесплатное образование и здравоохранение, право на достойную старость“».

Фактически это были пункты из устава Лейбористской партии, принятого ее отцами-основателями, но в RS они прозвучали как кредо нового народного героя.

Слава Брэгга росла. Он устраивал концерты в поддержку бастующих шахтеров, регулярно присоединялся к митингам и страстно обличал Тэтчер. «Правительству просто все равно, и если это не вдохновляет вас на написание песен, то я не такой», — говорил он в интервью.

Идея «Красного клина» состояла в эскалации сопротивления: песни протеста → протест → смена власти.

Лозунгом движения стал принцип «Не злись, а организуйся», исключающий вооруженный захват власти. «Клинья» пришли не свергать, а отправлять на заслуженный покой.

Первый тур «Красного клина» стартовал в январе 1986-го. «Это первый случай, когда популярные музыканты открыто связали себя с политической силой», — передавало местное телевидение. Корреспондент задавался вопросом: удастся ли инди-рокерам конвертировать свою популярность в политическое влияние? Брэгг был уверен в победе: «Люди приходят на концерты, размахивая пластинками и скандируя наши имена. Это уже происходит». Ничего не стоило вложить в их уста имена лидеров партии.

Кроме Уэллера и Брэгга в актив «Красного клина» вошли члены групп The Communards, The Specials, Strawberry Switchblade и несколько сольных исполнителей.

Название Communards недвусмысленно отсылало к Парижской коммуне, эмблеме революционного пожара вековой давности. Для предельной наглядности дуэт поместил на обложку своего альбома Red пятиконечную кремлевскую звезду, а в буклет — красное знамя. Другие не отставали: Брэгг назвал альбом в честь «Разговора с фининспектором о поэзии» Маяковского, Уэллер вставлял в синглы интервью с работягами и угрожал политикам, что скоро их стены рухнут. Молодая певица Лорна Джи выдавала базу: «Не голосуй за Маргарет! Она злая женщина».

Члены «Красного клина» подходили к парламентской гонке как к соперничеству в чартах. И там, и там борьба за первое место, все охотятся за хитом. Отсюда очевидные параллели: фан-клубы как отделения партии, гастрольный тур — как предвыборный, припев — это новый слоган.

Подмена не бросалась в глаза: на месте фэнзинов и плакатов оказывались листовки, комиксы и газета «клиньев» Well Red, время для интервью отдавалось встречам с лидерами профсоюзов.

И никакого гламура: артисты перемещались в обычном рейсовом автобусе, останавливались в недорогих гостиницах и ни на что не жаловались. «Первым в автобусе каждый день был Брэгг. Он относился ко всему этому как к военным учениям», — вспоминал пресс-секретарь «Клина» Нил Спенсер. Если после концерта в зале-тысячнике их звали спеть в лофте на паллетах, они соглашались.

«Что действительно отличает „Клин“ и делает его важным феноменом — работа на низовом уровне. Они помогают координировать людей, знакомиться с проблемами друг друга и искать общее решение», — отмечал журнал Marxism Today.

Брэгг объяснял мотивы «Красного клина» афоризмом Кеннеди: «Политика слишком важна, чтобы оставлять ее только политикам». Под этим могли подписаться едва ли не все его старшие коллеги, поднимавшие в песнях социальные и политические темы. Однако мало кто транслировал взгляды конкретной партии и продвигал ее повестку в надежде победить на выборах.

Дилан выставлял политиков дурачьем, The Clash вызывали дух троцкизма, Gang Of Four смотрели на мир через марксистские теории, но это были упражнения в риторике. Политические комментарии на злобу дня, не более.

Были движения против расизма, гомофобии, насилия полицейских. Журналы Melody Maker и New Musical Express устраивали дебаты, ставили на обложку политиков — но что толку?

Отправляя меломанов на выборы, никто не говорил, за кого голосовать. И даже самые ангажированные музыканты в последний момент прятали голову в песок, боясь отпугнуть слушателей с другими взглядами. «Мы играем для всех», — говорили они. «И всегда проигрываете», — мог добавить любой из «Красного клина».

Устала проигрывать и партия лейбористов. Особенно ее новый лидер, харизматичный и готовый рисковать Нил Киннок, замыкающий на себе все усилия покровителей «Красного клина» — Ливингстона, Мандельсона и Кука. Именно на него в конечном счете работала агитбригада Брэгга. И Киннок пошел в атаку.

Клин плотнику товарищ

«Нет, „Красный клин“ — это не название моей прически», — обратился к журналистам рыжеволосый Киннок в штаб-квартире лейбористов. Это было не просто смело. Это была игра на опережение: если молодежь захочет устроить ему прожарку, он первым подкинет ей годных панчей.

44-летний Киннок пытался заработать расположение молодой аудитории и раньше. Пару лет назад он снялся в клипе английской певицы и комикессы Трейси Ульман, годящейся ему в дочери. Ульман записала кавер на песню My Girl группы The Madness, вывернув ее наизнанку, — теперь это был My Guy. Камео Киннока не требовало перевоплощений: экранный политик приходил в дом Ульман со значком лейбористов и призывал поддержать свою партию.

Если бы не одно но: в сцене, где Ульман вдруг, словно в мюзикле, начинала танцевать посреди города, ее кавалером становился Киннок. Не захотеть себе такого же «парня» было невозможно.

Тогда же Киннок пришел на музыкальное телешоу The Tube, где признался, что он фанат олдскульного рок-н-ролла — Элвиса, Литл Ричарда и Эдди Кокрана. Словом, тех, кто переживал новый всплеск популярности благодаря таким группам как Stray Cats и моде на рокабилли. Это был не нафталин, а винтаж, и Киннок сходил за своего. Когда ведущий спросил его, что бы он поставил на своей вечеринке, он ответил: «То, что слушает народ, что нравится всем».

Окружение подавало Киннока как умеренного современного реформатора, одинаково приемлемого как для пенсионеров, так и для тех, кто только входит во взрослую жизнь. В конце концов, он сам еще под присмотром старших: в предвыборной короткометражке, заказанной обладателю «Оскара» Хью Хадсону, о Кинноке говорят его пожилые дядя и тетя, а на черно-белых фото ему нет и двадцати.

У него впереди много времени, и он еще успеет спасти Англию. «Он как Горбачев в Советском Союзе. Добрая улыбка, но стальные зубы», — резюмируют в фильме.

Если что, предыдущая картина Хадсона называлась «Революция».

Билли Брэгг тем временем старательно приходил на телевидение, чтобы рассказать о «Красном клине», и терпел троллинг со стороны ведущих. «Надеть значок — недостаточно», — пел он в эфире. В одной из программ ему зачитали астрологический прогноз: «Сейчас самое время пересмотреть планы и подумать, не стоит ли отказаться от тех усилий, что приносят мало пользы и не дают ожидаемой отдачи. Избавьтесь от всего, что истощает вас и требует много энергии». Брэгг-Стрелец лишь усмехнулся в ответ.

Читатели NME прочили ему судьбу «поющего журналиста» Фила Окса, который сочинял депрессивные песни-колонки, проклинал власть, запил и повесился.

Кто идет за «Клинским»?

В отличие от Окса, дела Брэгга шли в гору. Куда бы ни приехал «Красный клин», всюду были аншлаговые концерты, агитация работала. На BBC вклад альянса в будущий успех лейбористов оценивали безоговорочно высоко: «Никто не сделал для продвижения Киннока больше, чем они». «„Клин“ можно рассматривать как следствие вновь обретенного чувства ответственности в Британии», — констатировал Marxism Today.

На ежегодной конференции Лейбористской партии делегат Стив Хойленд, говоря о торговле оружием, упомянул песню Брэгга Island of No Return, критиковавшую Британию за Фолклендскую войну.

Тем не менее к ним так и не присоединились звезды первой величины. С гостевым фитом могли выступить The The, Элвис Костелло, Heaven 17, певица Шаде и даже новые боги британского рока The Smiths — но ни одной стадионной группы. Старшее поколение живых классиков от U2 до The Rolling Stones проигнорировало инициативу.

Застрельщик Live Aid Боб Гелдоф сказал, что дело попахивает мессианством и лично он не впишется ни за одну партию.

Первым с публичным осуждением красного тура выступил Майлз Коупленд, менеджер Стинга и The Police. «Они увековечивают мифы. Когда вы слушаете песни Пола Уэллера, где есть классовый конфликт, он повторяет миф о том, что люди делятся на классы, — рассуждал Коупленд. — Пора избавиться от идеи, что успех — это плохо, что все мы принадлежим к какому-то классу. „Красный клин“ — это сплошной негатив».

На его взгляд, подобные акции только поляризуют общество, а главное — вводят в заблуждение оба лагеря, и консерваторов, и лейбористов. Ведь на самом деле, продолжал Коупленд, «клинья» — кто угодно, но точно не жертвы рыночной экономики и тэтчеровских реформ: «Каждый из них — прекрасный пример эффективности системы свободного предпринимательства. Когда они выступают против капитализма, они доносят на себя».

Таким образом, первыми, кто пострадает от следования доктринам социализма, будут сами музыканты: у них просядут доходы, про дорогие инструменты и яркие шоу придется забыть. Еще раньше уйдут статус и богемный образ жизни.

На это противоречие указывало большинство наблюдателей. Не потому ли главные герои «Красного клина» могут собрать полные залы и манипулировать публикой, что власти не вмешиваются в музыкальную индустрию? Почему же они так уверены, что уход государства из других сфер приведет к коллапсу всей системы? «Никто не помогал Уэллеру, он сам выбрался с низов и добился успеха. За счет собственного таланта и труда, а не выборов», — добавлял Коупленд. Теперь же, выходит, будущее зависит не от тебя, а от партии.

Именно так, парировал Уэллер и выступал на фоне огромного портрета Тэтчер.

«Когда возникало фото Тэтчер, атмосфера в зале вызывала лишь одну эмоцию: ненависть, ненависть, ненависть», — докладывал обозреватель газеты South Wales Echo.

Прилетало «клиньям» и за то, что они пользовались привычкой молодежи подражать своим кумирам. И если раньше это была одежда и прически, то теперь — партийная принадлежность. А главное, они аккумулировали злобу и обиды малоимущих не для того, чтобы им помочь, а для пополнения паствы Киннока.

Наконец, против Брэгга и компании выступили другие левые музыканты. По словам вокалиста Housemartins Пола Хитона, он не захотел присоединяться к «Красному клину», хотя его звали: «Я спросил их: «Вы хотите национализировать музыкальную индустрию? [Клубы, студии, лейблы]. И каждый из них — я не буду называть имен, но это были известные люди — ответил отрицательно. Я сказал: „Хорошо, тогда мы не с вами“, и ушел».

Группы Easterhouse и Redskins призывали отдавать голос за Социалистическую рабочую партию — и никому другому.

Джордж Майкл упрекал «Красный клин» в идеализме и плохом знании человеческой натуры: «Надо понимать, на какие компромиссы люди готовы идти, а на какие нет, от чего они готовы отказаться. Пол Уэллер, похоже, считает, что миллионы безработных обязательно придерживаются левых взглядов. Я как-то пытался поспорить с ним, говоря о корыстной природе человека, но он не захотел и слушать. Помню, как подумал: „И этот человек ведет за собой партию? На что он надеется?“».
В ответ Брэгг обвинял в лицемерии старших коллег, не добившихся радикальных перемен: «Я уверен, что многие люди в индустрии на словах поддерживают левые идеалы, но когда доходит до дела — они ничего не делают. Музыканты с легкой руки утверждают, что они изменят мир. А что в итоге? Миллионы проданных пластинок от групп, которым на самом деле было плевать».

Клиника

Недовольство зрело и в штаб-квартире лейбористов. Мало того, что «Красный клин» ставил своей целью не увеличение числа сторонников партии, а абстрактное «политическое просвещение», он так и не стал эффективным инструментом пропаганды.

Более того, музыканты не пускали политиков на сцену и не давали им слова. Это было негласным правилом со времен Вудстока, когда гитарист The Who Пит Таунсенд прогнал со сцены основателя Международной партии молодежи Эбби Хоффмана, на мгновение завладевшего микрофоном. Ни на одном концерте «Клина» не нашлось места даже первому лицу партии.

О какой реальной поддержке может идти речь, когда Моррисси из The Smiths признается в интервью, что не видит в избрании Киннока особой пользы, но раз другие еще хуже, то пусть будет он.

Дальше — больше: от пришедших на концерт не требовалось разделять генеральную линию партии и голосовать за нее. В идеале — да, но не обязательно. В то же время Уэллер рассчитывал, что в случае победы «Красный клин» сможет «встроиться в партию» и влиять на ее повестку, хотя лично у него политических амбиций нет. Как все это понимать, спрашивали Мандельсона его начальники, оплатившие первый тур «клиньев» в Бирмингем, Эдинбург, Кардифф и другие города королевства.

Другое дело оголтелые панки, выпустившие DIY-сборник Maggie, Maggie, Maggie; Out! Out! Out! — на его обложке «Железная леди» была одета в нацистскую форму. Или наоборот, защитники консерваторов, группа Paradox, переписавшая старую песню We Can’t Let Maggie Go. А «Красный клин», он в итоге за красных или за белых? Его критическое отношение к партии становилось проблемой.

«Давние члены партии внезапно столкнулись с молодыми людьми, которые хотели поговорить об окружающей среде, правах геев, меньшинств и включить все эти темы в повестку Лейбористской партии», — вздыхал прессек «Клина» Спенсер.

Под раздачу попал даже логотип альянса, срисованный с плаката «Клином красным бей белых» советского художника Эль Лисицкого. На Западе эта работа воспринималась как символ Гражданской войны в России и победы большевиков. Если Брэгг и Уэллер не считают себя радикалами и не готовят революцию, то к чему эти отсылки в рисунках и названии?

Не говоря уже о том, что логотип разработал арт-директор журнала The Face, задающего тон в мире моды и стиля, а не теории коммунизма.

Опросы после концертов подтверждали опасения штаба: большая часть зрителей приходила на концерты ради музыки, а не лекций о пороках капитализма. Если Брэггу близка идеология лейбористов, то это его дело, но Киннок от этого лучше не становится.

В последних гастролях «Красного клина» накануне выборов участвовали уже не столько музыканты, сколько комики и актеры. Все-таки разговорный жанр больше соответствовал цели проекта — пробуждению политической сознательности. Финальный концерт прошел за три дня до голосования, назначенного на 11 июня 1987 года.

Лейбористская партия проиграла. Несмотря на то, что они набрали немного больше мандатов, экономические успехи правительства Тэтчер перевесили, и она снова укрепила свою власть.

Куда ни кинь — всюду клин

После выборов «Красный клин» дал еще несколько концертов, продолжил выпускать газету Well Red, но был распущен в 1990 году.

Билли Брэгг переключился на происходящее в Америке и Советском Союзе и выпустил альбом с говорящим названием The Internationale. Одна из песен на нем посвящалась Филу Оксу.

Пол Уэллер отошел от остросоциальных песен, признавшись, что больше не верит ни одному политику.

Нил Киннок прошел с лейбористами через еще одни выборы и ушел в отставку в 1992 году.

Одну из речей Киннока времен «Красного клина» использовал тогдашний сенатор США Джо Байден, был пойман на плагиате и отказался от участия в президентской гонке 1988 года.

Питер Мандельсон покинул Лейбористскую партию в 1990 году и заработал репутацию одного из самых эффективных политтехнологов Англии. В 2025 году был назначен послом Британии в США.

Кен Ливингстон баллотировался на пост мэра Лондона в 2000 году, заручившись поддержкой музыкантов групп Pink Floyd, The Chemical Brothers и Blur, художника Дэмиена Херста и актрисы Джо Брэнд.

Робин Кук стал министром иностранных дел Британии в 1997 году.

Лейбористы пришли к власти лишь десять лет спустя после учреждения «Красного клина».